В откликах на мою статью «Предатели-герои в украинской и мировой истории», в частности, Михаил Бублик подверг сомнению выделенные мною критерии «героизма». Особенно - претерпевание страданий и гибель, каким-либо образом, исходя из моей концепции, связанную с подвигом. По этой причине считаю необходимым привести еще ряд доводов. Нужно ли искать "четкие" критерии «героизма»? Во-первых, я признаю, что не существует чётких критериев отличия героя от не-героя. Это значит, что не существует чётких критериев героизма. Наличие всех трёх критериев, да ещё и в высокой степени проявления, даст нам, так сказать, «идеального героя». Это – идеальный тип героя. Но идеального, увы, не существует ни в реальности истории, ни даже в реальности мифа, эпоса или сказки. Могут быть герои, удовлетворяющие лишь двум критериям, или герои, у которых, так сказать, «слабые показатели» по выделенным критериям. Можно выделить критерии, скажем, идеального футболиста или идеального журналиста. Но, думаю, что господин Бублик согласится с тем, что он вряд ли найдёт хотя бы по одному экземпляру этих «героев» среди всех футбольных команд и среди всех масс-медиа мира. Так же – и с героями как таковыми. Гибель не обязательно должна быть непосредственно связана с подвигами героя. Она может вытекать, так сказать, из сущности героя, из его целостного «облика». Смерть Ясона вовсе не героическая, она, скорее, символическая (Ясон гибнет под обломками развалившегося «Арго»). Так же – и с былинными богатырями. Хотя, кстати, существовало сказание о гибели русских богатырей в битве на Калке. Также замечу, что следует отличать эпического героя от его исторического прототипа (если такой имеется). Относительно морального (точнее – аморального) облика героев древнегреческой мифологии и истории, в целом, согласен. Если обратиться не к адаптированным для школьников, а к реальным древнегреческим мифам – волосы дыбом встают. И если познакомиться с жизнью реальных исторических деятелей античности не по адаптированному Плутарху, становится неловко и грустно. Победитель персов при Платеях Павсаний казнён, будучи уличённым в тайной переписке с персидским царём, которому он намеревался сдать Спарту со всей Элладой. Победитель персов при Саламине Фемистокл изгнан из Афин по обвинению в том, что знал о планах Павсания и не донёс. И заканчивает Фемистокл свои дни на службе у персидского царя. Леонид остался незапятнанным. Да, но он погиб при Фермопилах («хороший герой – мёртвый герой»). В итоге - возникает весьма интересная тема: история и нравственность. Увы, история редко учит «хорошему» в смысле высокой морали. Она, скорее, может научить тому, как «кинуть» соперников или соратников, как захватить или удержать власть, а вот как быть благородным или добродетельным, - здесь она не очень убедительна. Впрочем, смотря кто чего ищет в истории. Если человек не зациклен на карьере и успехе, то история может его научить и добродетели. Степень податливости народной души. На Луганщине Относительно мифологии, внедряемой местным начальством в сознание луганчан, частично согласен. Прежде всего, согласен с тем, что в силу ряда особенностей исторического развития, на Луганщине не сложилось ни общества в европейском смысле слова, ни традиционного. Согласен также с тем, что нами правят, в основном, выходцы из комсомола, и что они пытаются консолидировать «подначальную» им общность, реанимируя мифологизированные образы советских героев. Но, на мой взгляд, степень податливости народной души сильно преувеличена господином Бубликом. В сознании любой социальной общности, сколь бы аморфной она ни была или ни выглядела, присутствует своеобразный «ценностный стержень», который не так легко расшатать или сломать. Народное сознание, конечно, подвержено воздействию начальнических идей, но лишь до определённого предела. Чисто житейские наблюдения подсказывают мне, что народ, зачастую, притворяется, будто он «душой и телом» предан «горячо любимому» начальству. Начальство по-своему издевается над народом, народ по-своему - над начальством. Народ не так глуп, как хотелось бы начальству. Думается, и в сознании луганчан присутствует ценностный стержень, быть может, многим неугодный, для многих – глупый и устаревший. Наличие этого стержня можно показать хотя бы на следующем примере. Предположим, некий журналист обрушит на головы луганчан массу статей с целью их перевоспитания в духе европейских или «оранжевых» ценностей ( что это далеко не одно и то же). Но какие бы шедевры журналистики, перлы публицистики и бриллианты красноречия он ни расточал перед аудиторией, луганчане останутся луганчанами. Прорастёт лишь то зерно, которое соответствует почве. Вообще, Михаил Бублик, на мой взгляд, значительно преувеличивает сознательно-волевые аспекты мифологии. Они присутствуют в мифологии, но как подчинённый момент. Мифология есть не столько искусственно конструируемое, сколько естественно вырастаемое. Конструирование мифологии превращает её в идеологию, а к идеологии в наше время, по-моему, уже никто не относится серьёзно, будь она хоть «красной», хоть «оранжевой», хоть «бело-голубой», хоть «в крапинку». Теперь относительно того, почему я выбрал в качестве примера для сопоставления с Мазепой Морица Веттина, а не Генриха Наваррского. Извините, Михаил Александрович, но это уже слишком! В конце концов, это дело автора, кого ему брать в качестве примера. «Почему вы взяли Морица Саксонского, а не Генриха Наваррского?». А почему бы и нет? Ну, нравится мне, предположим, Мориц, а Генрих не нравится вследствие своей банальности. Генрих 1У после многочисленных экранизаций А. Дюма уже оскомину набил. Упрекать можно за некорректность сопоставления, за недопустимые натяжки и подтасовки. А в остальном автор волен выбирать таких персонажей, какие ему нравятся. Согласен, что Мазепа «менее» предатель, чем Алкивиад, Мориц и Генрих 1У. Относительно Александра Невского – почти полностью согласен, относительно Петра 1 – частично. Александр Невский, освобождённый от хрестоматийного глянца, вообще чрезвычайно интересен. В порядке свободного обсуждения хотел бы подбросить следующую мысль. Если непредвзято посмотреть на политику Александра, то окажется, что Русь «держала щит» вовсе не от монголов перед Европой, а от Европы перед монголами. Относительно свирепости Петра 1. Вообще-то говоря, да: по жестокости он, пожалуй, не уступит Ивану Грозному. За петровские реформы Россия заплатила чудовищной ценой. Но ведь трудно отрицать полезность и благотворность петровских преобразований в целом, особенно – во временной перспективе. В целом-то реформы всё же продвинули Россию по пути цивилизованности, да и к Европе приблизили. Разумеется, всё это верно со множеством оговорок, но всё же верно. Донбасский «стержень» И вот опять возникает обозначенная выше тема: история и нравственность. Михаил Бублик полагает, что переделать ментальность «східняків» довольно легко и что на памяти нашего поколения по крайней мере две таких «переделки». Первая произошла в 1991 г., когда донбассцы весной проголосовали за сохранение Союза, а зимой – за независимость Украины. Вторая осуществилась между 1998 и 2004 годами, когда донбассцы «изменили» коммунистам в пользу "регионалов". Что касается референдума, то я, откровенно говоря, сомневаюсь в общепризнанных цифрах. Понимаю, что моё мнение довольно субъективно, может быть, случайно, но, как говорил классик, «не верю» я этим процентам по Донбассу. Они представляются мне завышенными. Относительно разочарования в коммунистах – это весомый аргумент. Но если разобраться, этот аргумент работает в пользу «донбасского стержня». Важная черта донбасского характера – уважение к силе в любых её проявлениях. Отсюда – предпочтение сильного и авторитарного государства, тоска по «сильной руке» и т. п. Почему коммунистов с лёгкостью променяли на «регионалов»? Думается, потому что перестали верить в «сильную руку» коммунистов, увидели их слабость. А в силу регионалов поверили. Хотели верить, что они сильны, и вследствие этой веры полюбили авансом. Ну и, безусловно, русский язык, «русскость» во всём многообразии её проявлений дорога сердцу донбассца. Русскость также принадлежит к стержневым ценностям донбассца. На мой взгляд, основной ошибкой г-на Бублика является преувеличение способности власти «вколачивать» архетипы в сознание «тёмных народных масс». И здесь мы наблюдаем типично луганский парадокс. Михаил Александрович постоянно ратует за демократизацию, за европейские ценности. Но в данном вопросе он рассуждает авторитаристски. Такое впечатление, что Михаил Бублик хотел бы «железной рукой загнать Донбасс в демократию». Во-первых, это у господина Бублика не получится. Во-вторых, Донбасс, по моему мнению, и так уже достаточно продвинулся к демократическим ценностям. Нужно сказать, что «оранжевые» не просто присвоили некоторые политические брэнды – они узурпировали их. Словосочетание «демократическая коалиция», которым они обозначают верхушку своего политического бомонда, воспринимается как априорно верное. Но вообще-то говоря, это довольно сомнительно, особенно принимая во внимание методы их борьбы. Демократичность есть такая характеристика, которую нельзя доказать раз и навсегда, её нужно доказывать постоянно. В -третьих, отмеченная позиция Бублика лишний раз подтверждает «природный» авторитаризм донбассцев. А в целом, критика М. Бублика конструктивна. Основной урок, который я вынес из этой критики, заключается в следующем. Теоретики зачастую, вольно или невольно, преувеличивают монолитность тех или иных социальных феноменов. Любая теоретическая модель, даже удачная, акцентирует единство описываемого объекта, и это единство заслоняет внутреннее многообразие объекта. Это относится и к такому объекту, как региональный менталитет. Поэтому следует быть осторожным с любыми теориями. Следует помнить, что всякое теоретизирование есть упрощение реальности. В некотором смысле любая теория нехороша уже тем, что она теория. Наилучшей социальной теорией является та, которая позволяет видеть гетерогенность, многомерность, многоаспектность изучаемой социальной общности. Следует помнить, что Донбасс, как и любой регион Украины, богаче каких бы то ни было теоретических построений. Относительно многомерности общественного сознания не могу удержаться, чтобы не привести ещё один «далёкий», но довольно яркий пример. (Думаю, он понравится Бублику, как одному из наиболее антиклерикальных журналистов Луганщины). Мы привыкли думать, что если где и наблюдалось торжество христианства, так это в Византии. И не просто христианства, а «наиболее истинного» - православного. Так сказать, «христианнейшая империя». При более пристальном взгляде обнаруживается, что это, мягко говоря, не совсем так. В ХУ в., накануне османского завоевания, образованная часть населения Византии разделилась на две партии: «эллинов» и «антиэллинов». Слово «эллины» в этом контексте считалось синонимом язычества. Интересно, что к партии «эллинов» принадлежала не только светская культурная элита, но и представители низов, ещё не забывшие старых богов. (Однако! И это в ХУ веке!). Ученик знаменитого Плетона Михаил Апостолиос поехал на Крит, разыскал там уцелевшие статуи языческих богов и обращался к ним с молитвами. Вот вам и победа христианства в отдельно взятой стране полностью и окончательно! У восточных славян, как считают исследователи, лишь к ХУ1 веку было преодолено двоеверие. Да и то: преодолено ли? Думается, что оно оставалось ещё долго, чтобы где-то к концу Х1Х века смениться многоверием, каковое и существует на самом деле в Украине и в России до сего дня. Так что, и душа человека – потёмки, и народная душа – не меньшие потёмки. И народная любовь также зла: полюбит народ то Тимошенко, то Януковича. Александр Еременко, кандидат философских наук, специально для «ОстроВ»
